Он убьет каждого,кто ко мне прикоснется!
«А теперь Люк – ведущий на нелегальной радиостанции. Это произошло уже после нашего разрыва, поэтому я не знаю, где она расположена и кто еще там работает. Зато о нем известно каждому. Он взял псевдоним Лаш Рембо. Я часто слышу, как его обсуждают в Квартале, но сам боюсь вступать в такие разговоры, не дай бог кто-нибудь догадается, кто такой Лаш на самом деле. Иногда он проповедует человекоубийство, уничтожение людей с нормальной ориентацией. Самцов и самок, как он их называет. Политиков, евангелистов и прочих – обычных людей тоже, любого, кто его раздражает. Им бы влет занялась Федеральная комиссия по связи. Я не хочу, чтоб его арестовали. Не хочу, чтоб он умер в тюрьме.
– Тебе не все равно?
Тран задумался, затем покачал головой.
– Нет. Хотя я не хочу снова увидеть Люка, но мне не безразлично, что с ним будет. Он самый умный человек, какого мне доводилось встречать, и единственный, кого я любил. Я пожелал бы ему счастливой жизни... но теперь могу пожелать лишь достойной смерти»
«Подъехав к повороту на заболоченный рукав реки, он запрятал машину в ветхий деревянный сарай, который служил крытым гаражом, и вышел к доку, откуда его должна была забрать пирога, чтобы доставить к плавучему театру. Он предвкушал, как в нем пробуждается Лаш Рембо, и готовился впасть в ярость»
«– Всему миру есть чему поучиться у Китая. Один ребенок на семью, строгие взыскания за превышение нормы и принудительная стерилизация. Их цель – нулевой прирост населения, и они его почти добились. В народной республике делается куча абортов. Невообразимая куча абортов. Выскребать плод в утробе – для китайцев образ жизни. Не спускать их с крючка, так сказать. Они вынуждены прибегать к крайним мерам, потому что были рекордсменами по размножению со времен династии Хань. Каждый пятый человек на планете – китаец. Но какой процент ресурсов, думаете, использует китайский народ? Никакого по сравнению с вашими жадными американскими задницами.
Американцы составляют меньше пяти процентов населения земного шара, и вместе с тем мы высасываем тридцать пять процентов мировых запасов. И можем плодить столько крысенышей, сколько нам вздумается. Эй, это свободная страна! Нам даже не надо быть в состоянии прокормить их. Если не можешь содержать спиногрыза, то о нем позаботится государство! МОИ налоги – ТВОИ налоги! Заплатим людям, чтобы они сидели дома и делали новых людей! А ИССЛЕДОВАНИЯ В ОБЛАСТИ ЛЕКАРСТВ ПРОТИВ ЭПИДЕМИИ НЕ ФИНАНСИРУЮТСЯ, ПОТОМУ ЧТО ЛЮДИ, КОТОРЫЕ ОТ НЕЕ УМИРАЮТ, ОТСОСАЛИ СЛИШКОМ МНОГО ЧЛЕНОВ!!!
Он был уже в эфире несколько часов и начал орать, но тут отодвинулся от микрофона и глотнул мерзкого протеинового напитка, который для него припрятал в холодильник Сорен – основатель, спонсор и инженер радиоволны "ВИЧ". Напиток был таким же густым, как молочный коктейль "Макдоналдс", и немного вязким. На вкус отчасти клубничный, отчасти как у "Пепто-бисмол" [Средство от расстройства и несварения желудка.], где-то похожий на печенку: мел, до тошноты подслащенный, но и мясистый. Этот напиток – самая отвратная вещь, которая когда-либо бывала у него во рту. Но Сорен клялся, что Люк поправится на два фунта.
Он вернулся к микрофону.
– Они могут ненавидеть нас за то, что мы сосем члены, но нас по крайней мере нельзя обвинить в производстве на свет таких же членососов. По крайней мере биологическая репродукция нашего ДНК в форме скользкого орущего кома мяса не есть для нас самое большое наслаждение в жизни. Так что же? Я Лаш Рембо, вы настроены на радиоволну "ВИЧ", ваш источник инфекции через слуховое восприятие... и эта порция направляется к тому, кого я люблю.
Люк врубил "То, чего у меня никогда не будет" группы "Наин инч нейлз". Голос Транта Резнора врезался в мозг точно горячий провод, вероломный и острый, сопряженный с невыносимой болью. Эта песня могла бы стать основной темой ток-шоу, всего, что он когда-либо написал, его отчаянной любви к Трану, всей его жалкой жизни.
Нечто все еще заставляло Люка жить, несмотря на сотню причин покончить с собой. А уйти он мог в любой момент и без труда – перебрать наркотиков. Чтобы зайти достаточно далеко, идеально подошла бы передозировка опиатами. Если тебя найдут с торчащей из руки иглой и порадуются твоему избавлению, что тут такого? Ты со всем рассчитался, просто и сладко.
Если он будет бороться за каждый день, неделю, месяц, то может стать слишком слабым, чтобы обрести свободу красиво. Тогда его ждет тяжелая, медленная смерть. Однажды сдадут легкие, и он захлебнется собственной флегмой. Он может ослепнуть и не заметить, как к нему подкрадется та, с косой. Или перестанут протекать основные процессы, и он подохнет в луже дерьма (чиркая на стене свое последнее бессвязное предложение).
Приходилось учитывать множество ужасных возможностей. Люк часто пробирался сквозь них, как сквозь гору гниющих фруктов, выбирая один по горькой перезрелости, другой – по червю в сердцевине.
Так что же его держит? Некоторое время это была надежда, что в один прекрасный день к нему вернется Тран, ведомый волей судьбы. Люк не мыслил смерть до того, как это произойдет. Постепенно он понял, что благосклонная к нему фортуна тут не поможет. Очевидно, у Трана свой взгляд на будущее – будущее, в котором нет места Лукасу Рэнсому. Вместо того чтобы признаться себе в том, что, видимо, заблуждался, Люк перестал верить в предопределение. И продолжал жить.
Дно желудка начинали лизать языки пламени зарождающейся тошноты, и Люк решил отставить в сторону протеиновый напиток. Совсем скоро он вытащит из холодильника сандвич, а когда стемнеет, может, даже нальет себе чашку кофе из термоса. Может быть.
Песня "Наин инч нейлз" близилась к затянутому, мрачному концу.
– Эта композиция, – сказал Люк в микрофон, – посвящалась моей потерянной любви, где бы он сейчас ни находился. Где вы там? Вы все еще слушаете и ненавидите мой голос? Мне не узнать. Вот еще одна, специально для тебя, мой маленький сердцеед.
Лаш Рембо редко ставил две мелодии подряд без напыщенных речей, но он заметил Сорена с тлеющим косяком в руке, к тому же накатило сентиментальное настроение. Поэтому он пустил в эфир Билли Холи-дей. Когда над болотом понеслись первые минорные ноты "Унылого воскресенья", Сорен протянул Люку косяк. Люк взял в рот покрытую дегтем самокрутку, влажную от уличного тумана и слюны Сорена, затянулся и почувствовал, как отступает тошнота.
– Боже, Люк, – состроил Сорен кислую мину, глядя на колонки, – поставь что-нибудь повеселей.
– Я как раз собирался. »
– Тебе не все равно?
Тран задумался, затем покачал головой.
– Нет. Хотя я не хочу снова увидеть Люка, но мне не безразлично, что с ним будет. Он самый умный человек, какого мне доводилось встречать, и единственный, кого я любил. Я пожелал бы ему счастливой жизни... но теперь могу пожелать лишь достойной смерти»
«Подъехав к повороту на заболоченный рукав реки, он запрятал машину в ветхий деревянный сарай, который служил крытым гаражом, и вышел к доку, откуда его должна была забрать пирога, чтобы доставить к плавучему театру. Он предвкушал, как в нем пробуждается Лаш Рембо, и готовился впасть в ярость»
«– Всему миру есть чему поучиться у Китая. Один ребенок на семью, строгие взыскания за превышение нормы и принудительная стерилизация. Их цель – нулевой прирост населения, и они его почти добились. В народной республике делается куча абортов. Невообразимая куча абортов. Выскребать плод в утробе – для китайцев образ жизни. Не спускать их с крючка, так сказать. Они вынуждены прибегать к крайним мерам, потому что были рекордсменами по размножению со времен династии Хань. Каждый пятый человек на планете – китаец. Но какой процент ресурсов, думаете, использует китайский народ? Никакого по сравнению с вашими жадными американскими задницами.
Американцы составляют меньше пяти процентов населения земного шара, и вместе с тем мы высасываем тридцать пять процентов мировых запасов. И можем плодить столько крысенышей, сколько нам вздумается. Эй, это свободная страна! Нам даже не надо быть в состоянии прокормить их. Если не можешь содержать спиногрыза, то о нем позаботится государство! МОИ налоги – ТВОИ налоги! Заплатим людям, чтобы они сидели дома и делали новых людей! А ИССЛЕДОВАНИЯ В ОБЛАСТИ ЛЕКАРСТВ ПРОТИВ ЭПИДЕМИИ НЕ ФИНАНСИРУЮТСЯ, ПОТОМУ ЧТО ЛЮДИ, КОТОРЫЕ ОТ НЕЕ УМИРАЮТ, ОТСОСАЛИ СЛИШКОМ МНОГО ЧЛЕНОВ!!!
Он был уже в эфире несколько часов и начал орать, но тут отодвинулся от микрофона и глотнул мерзкого протеинового напитка, который для него припрятал в холодильник Сорен – основатель, спонсор и инженер радиоволны "ВИЧ". Напиток был таким же густым, как молочный коктейль "Макдоналдс", и немного вязким. На вкус отчасти клубничный, отчасти как у "Пепто-бисмол" [Средство от расстройства и несварения желудка.], где-то похожий на печенку: мел, до тошноты подслащенный, но и мясистый. Этот напиток – самая отвратная вещь, которая когда-либо бывала у него во рту. Но Сорен клялся, что Люк поправится на два фунта.
Он вернулся к микрофону.
– Они могут ненавидеть нас за то, что мы сосем члены, но нас по крайней мере нельзя обвинить в производстве на свет таких же членососов. По крайней мере биологическая репродукция нашего ДНК в форме скользкого орущего кома мяса не есть для нас самое большое наслаждение в жизни. Так что же? Я Лаш Рембо, вы настроены на радиоволну "ВИЧ", ваш источник инфекции через слуховое восприятие... и эта порция направляется к тому, кого я люблю.
Люк врубил "То, чего у меня никогда не будет" группы "Наин инч нейлз". Голос Транта Резнора врезался в мозг точно горячий провод, вероломный и острый, сопряженный с невыносимой болью. Эта песня могла бы стать основной темой ток-шоу, всего, что он когда-либо написал, его отчаянной любви к Трану, всей его жалкой жизни.
Нечто все еще заставляло Люка жить, несмотря на сотню причин покончить с собой. А уйти он мог в любой момент и без труда – перебрать наркотиков. Чтобы зайти достаточно далеко, идеально подошла бы передозировка опиатами. Если тебя найдут с торчащей из руки иглой и порадуются твоему избавлению, что тут такого? Ты со всем рассчитался, просто и сладко.
Если он будет бороться за каждый день, неделю, месяц, то может стать слишком слабым, чтобы обрести свободу красиво. Тогда его ждет тяжелая, медленная смерть. Однажды сдадут легкие, и он захлебнется собственной флегмой. Он может ослепнуть и не заметить, как к нему подкрадется та, с косой. Или перестанут протекать основные процессы, и он подохнет в луже дерьма (чиркая на стене свое последнее бессвязное предложение).
Приходилось учитывать множество ужасных возможностей. Люк часто пробирался сквозь них, как сквозь гору гниющих фруктов, выбирая один по горькой перезрелости, другой – по червю в сердцевине.
Так что же его держит? Некоторое время это была надежда, что в один прекрасный день к нему вернется Тран, ведомый волей судьбы. Люк не мыслил смерть до того, как это произойдет. Постепенно он понял, что благосклонная к нему фортуна тут не поможет. Очевидно, у Трана свой взгляд на будущее – будущее, в котором нет места Лукасу Рэнсому. Вместо того чтобы признаться себе в том, что, видимо, заблуждался, Люк перестал верить в предопределение. И продолжал жить.
Дно желудка начинали лизать языки пламени зарождающейся тошноты, и Люк решил отставить в сторону протеиновый напиток. Совсем скоро он вытащит из холодильника сандвич, а когда стемнеет, может, даже нальет себе чашку кофе из термоса. Может быть.
Песня "Наин инч нейлз" близилась к затянутому, мрачному концу.
– Эта композиция, – сказал Люк в микрофон, – посвящалась моей потерянной любви, где бы он сейчас ни находился. Где вы там? Вы все еще слушаете и ненавидите мой голос? Мне не узнать. Вот еще одна, специально для тебя, мой маленький сердцеед.
Лаш Рембо редко ставил две мелодии подряд без напыщенных речей, но он заметил Сорена с тлеющим косяком в руке, к тому же накатило сентиментальное настроение. Поэтому он пустил в эфир Билли Холи-дей. Когда над болотом понеслись первые минорные ноты "Унылого воскресенья", Сорен протянул Люку косяк. Люк взял в рот покрытую дегтем самокрутку, влажную от уличного тумана и слюны Сорена, затянулся и почувствовал, как отступает тошнота.
– Боже, Люк, – состроил Сорен кислую мину, глядя на колонки, – поставь что-нибудь повеселей.
– Я как раз собирался. »